Усадьба Михалково. Беседка на берегу Большого Головинского пруда.
Сегодня мы приглашаем вас на прогулку по северу столицы. Главным объектом нашей экскурсии станет старинная усадьба Михалково — прекрасный образец слияния традиционного старомосковского зодчества с псевдоготическим стилем. Это имение некогда принадлежало видным представителям княжеских родов Дашковых и Паниных, было местом светских загородных развлечений, а со временем превратилось в центр промышленного производства. Об этих необычных метаморфозах нам предстоит узнать подробнее. А также насладиться природными красотами этих живописных мест — пейзажным парком и каскадными прудами, столь полюбившимися поклонниками пеших прогулок и рыбаками.
Первые владельцы
Впервые Михалково упоминается в писцовой книге за 1585-1586 годы — как пустошь в составе ховринской вотчины Некоего Семена Фомина. Следующее упоминание — в 1623 году, когда на месте пустоши возникает деревня, владельцем коей является дворянин Антон Павлович Загоскин.
А вот в середине XVII века собственником вновь превратившейся в пустошь деревни, а также близлежащего селения Горюшкино становится князь Иван Иванович Дашков, глава важного по тем временам учреждения — Разбойного приказа. От него Михалково переходит его наследникам. Наиболее прославившимся из них являлся правнук — князь Михаил Иванович, — известный преимущественно своей женитьбой на графине Екатерине Романовне Воронцовой — помощнице будущей императрицы Екатерины II, сыгравшей впоследствии немалую роль в свержении Петра III.
При Михаиле Ивановиче в усадьбе уже существовал деревянный барский дом, окруженный дворами крестьян, был разбит плодовый сад и вырыт большой пруд, в котором разводили рыбу. Вокруг простирались засеянные поля и лес, который, впрочем, был не лучшего качества и активно шел на вырубку.
Екатерина Дашкова и унаследовала имение после кончины мужа (тот умер рано — в 26-летнем возрасте), сама прожила в нем 5 лет, с 1764 по 1769 год.
Мадам Михалкова
Перед нами одна из самых замечательных женщин России за всю ее историю. Статс-дама княгиня Екатерина Дашкова, соратница Екатерины II по дворцовому перевороту 1762 года, директор Академии наук. Для сохранения анонимности однажды превратившаяся в мадам Михалкову — по названию подмосковной усадьбы, где воспитывались ее дети.
Из Воронцовых в Дашковы
Екатерина Дашкова — дочь Романа Илларионовича Воронцова и, соответственно, племянница Михаила Илларионовича. Оба — важнейшие соратники Елизаветы Петровны, а Михаил — и вовсе активный участник переворота 1741 года, а какое-то время — даже потенциальный фаворит. К нему и попала трехлетняя Екатерина, когда в 1746 году умерла ее мать. В огромном роскошном доме девочка жила поначалу радостно и хорошо, а главное — быстро и талантливо училась. Французский, немецкий и латинский языки, науки и начала искусств — все ей давалось легко. Русский хромал, но пока он был ей не очень нужен: говорить не с кем, да и читать почти нечего. А читает она очень много. Библиотека у вице-канцлера Воронцова хорошая, но основную массу книг поставляет юному дарованию Иван Иванович Шувалов, фаворит императрицы и основатель Московского университета. Так появляются в жизни Екатерины Романовны французские философы и публицисты.
Княгиня Екатерина Дашкова. Неизвестный художник. 1790-е годы.
Кроме книг есть еще дядины гости. Это вельможи, дипломаты, члены императорской семьи. Вдумчивая девочка задает такие вопросы по истории и европейской политике, что взрослые искушенные мужи не всегда способны на них ответить. Большое впечатление произвела она и на жену наследника, великую княгиню Екатерину Алексеевну. Зародилась взаимная симпатия. Несмотря на большую разницу в возрасте (в 1758 году одной было 29, другой — 15), Екатерины встретили друг в друге родственные души. И можно с уверенностью сказать, что тогда симпатия эта была с обеих сторон искренней и бескорыстной. Обе умны, начитаны и страшно одиноки. Одна несчастлива в замужестве, положение ее при дворе шатко, а сына ей дают видеть крайне редко. Другая слишком многого хочет от людей, что приносит постоянные разочарования. Правда, у Екатерины «большой» есть своя тайная любовная жизнь, о которой Екатерина «маленькая» не знает или не хочет знать.
В это время появляется князь Михаил Иванович Дашков. Именно появляется — громадной тенью на Садовой улице Петербурга, когда юная Воронцова идет к карете с одной из своих редких подруг. Тень оказывается молодым, красивым и вежливым офицером гвардии. Екатерина Романовна читает не только философов, а потому такая романическая встреча мгновенно воспламеняет ее сердце. В феврале 1759 года она становится княгиней Дашковой.
Князь М. И. Дашков. Неизвестный художник. XVIII век.
Семья мужа — очень древняя и очень московская. В городском доме и в Михалкове говорят по-русски. Екатерине Романовне в ее шестнадцать лет приходится стремительно учить родной язык, что она и делает с огромным удовольствием. Через год после свадьбы у Дашковых появляется дочь Анастасия, а еще через год — сын Михаил. Это самое счастливое время для Екатерины Романовны, и ни болезни, ни страдания в разлуке с мужем, который все-таки должен бывать в полку, не могут его серьезно омрачить.
После нескольких отсрочек Дашковым велено прибыть в столицу. Они выезжают в Петербург 28 июня 1761 года. И — совпадение! Это ровно за год до свержения Петра III и воцарения Екатерины II, события, которое преобразит историю России, а заодно и судьбу нашей героини.
Переворот и его последствия
Елизавета Петровна катастрофически дряхлеет. Великий князь Петр Федорович все смелее насаждает при дворе прусскую удаль и голштинский разгул. У него фаворитка — Елизавета Воронцова, старшая сестра нашей Екатерины Романовны. С ней — простой и веселой — Петру легче, чем с умной, сложной женой. Та, вынужденная присутствовать на всех обедах и пирушках в компании приятелей мужа, испытывает грубые унижения. Ее публично обзывают дурой, намекают на то, что вот умрет императрица — и Екатерину отправят в монастырь.
Дашкова без колебаний выбирает партию великой княгини. И отметим, что в то время это была слабая сторона! Дружба с Екатериной сулит одни неприятности. Сестра и великий князь ей прямо об этом говорят.
Императрица умирает на Рождество. Траур не мешает новому государю проводить время в веселой гульбе. К телу почившей тетки Петр подходит редко, при этом громко переговаривается с голштинскими офицерами и передразнивает бормотание священников.
Екатерина «большая», стиснув зубы переносит этот балаган, холодно отвечая только на прямые оскорбления. Екатерина «маленькая» — напротив, возмущается вслух и разносит по всему Петербургу вести о придворных безобразиях. Ее слушают и чаще всего одобряют. Очень внимательно относится к словам Дашковой дядя ее мужа и наставник цесаревича Павла — Никита Иванович Панин.
В наше время составилась целая историческая партия, ратующая за реабилитацию Петра Федоровича. Конечно, не стоит делать из него карикатурного болвана, безумного поклонника Фридриха Великого, умевшего только пить, играть в солдатики и жутко пиликать на скрипке. Все же именно при нем появилась вольность дворянства, упразднилась Тайная канцелярия. Но неумением и нежеланием что-либо понять во вверенной ему империи он так круто и опрометчиво взял к ветру, что даже удивительно, как это ему удалось продержаться у власти целых полгода.
Ближе к лету правление Петра становится все более опасным для многих. Императрице грозят развод и монастырь, гвардии — переформирование и перспектива войны с Данией за голштинское наследство. Ропот переходит в заговор.
В это время Дашкова активна и энергична, ей кажется, будто она держит в руках все связи заговорщиков со смиренной и пассивной на вид Екатериной Алексеевной. Это, конечно, не так. Императрица, как изощренный конспиратор, руководит сетью, отдельные ячейки которой не знают о существовании других. Поэтому и так велико удивление Дашковой, когда в решающие дни конца июня 1762 года она, только что переодевшая царственную подругу в старый, славный преображенский мундир, прогарцевавшая вместе с ней в таком же наряде перед восторженной гвардией, видит после победы совсем другие, неизвестные ей лица и отношения.
В покоях императрицы на кушетке развалился Григорий Орлов и ногтем вскрывает лежащие на столике секретные государственные бумаги. Другой Орлов, Алексей, везет свергнутого императора в Ропшу. Какие-то люди толпами осаждают новую царицу и, как нищие на паперти, выклянчивают милости и награды. Екатерина щедро раздает имения и звезды, не желая хоть кого-нибудь оставить недовольным. Дашкова в ужасе. Она мечтала о победе разума, а не клики, а потому отказывается практически от всего, что предлагает ей недавняя наперсница. Отвращение усиливается, когда внезапно (и очень кстати) умирает Петр III.
Дашкова понимает, что его убили, но уверена, что это не приказ Екатерины. Но какие же люди ее окружают! Тем не менее, внешне дружба живет. На коронацию Дашкова едет в карете императрицы, Дашков — в свите. На пути в Москву, Екатерина Романовна заезжает в Михалково, чтобы проведать сына Мишу, оставленного на попечение свекрови. И узнает, что тот умер. На этом фоне блекнут интриги Орловых, отправивших Дашкову в дальний угол Успенского собора как всего лишь жену полковника.
После венчания императрица производит княгиню в статс-дамы, а князя в бригадиры. Но дружба увядает.
В 1763 году у Дашковых рождается сын Павел. Императрица — крестная мать, а наследник, юный Павел Петрович, — крестный отец. Но все делается походя и холодно. При этом, Екатерина II поручает князю Михаилу важнейшее дело: во главе воинской команды отправиться в Варшаву и посадить на освободившийся польский трон Станислава Понятовского. На обратном пути с блеском выполнивший задание Дашков заболевает и умирает. Княгиня удаляется в Михалково, пестует детей и приходит к мысли, что дать им должное воспитание и образование в России, зараженной лицемерием, интригами и лестью, невозможно. И к 1769 году она добивается у императрицы разрешения уехать за границу. Получив одобрение, она решает отправиться в поездку инкогнито и выправляет паспорт на имя Михалковой. Эта выдуманная фамилия, как княгиня сама же писала, была навеяна ей названием подмосковной усадьбы почившего мужа.
Науки и искусства
Путешествий было два. Первое, в 1769–1772 годах, представляло собой глубокий глоток свежего интеллектуального воздуха, который был так необходим молодой любознательной Дашковой. Везде в Европе она ищет умное, прекрасное, полезное. То, что может пригодиться и ей, и отечеству. Ни для кого из ее собеседников, будь то прусская принцесса, французский король или Дидро с Вольтером, не было секретом, что таинственная путешественница — не мадам Михалкова, а княгиня, соратница поразительной русской царицы, да еще и участница событий, приведших к воцарению Екатерины на троне. Дашкова это осознавала. В своих поступках и высказываниях она одновременно смела и благоразумна, а главное — верна идеям, которые питали обеих Екатерин. В прекрасном и умном диспуте с Дидро она ставит образование выше свободы, поскольку свобода без просвещения ведет к анархии. Это вполне соответствует помыслам ее венценосной тезки.
Что касается образования, Дашкова внимательно приглядывается к европейским заведениям и приходит к выводу, что сына лучше всего определить в Эдинбургский университет. Дело тут не в какой-нибудь наследственной воронцовской британомании, но в научном уровне, который княгиня чувствует очень точно. Это уже база для следующего путешествия, которое Дашкова совершит в 1775–1782 годах. А пока она может вернуться в Россию без риска столкнуться там с хитроумными и зловредными интригами.
Григорий Орлов больше не фаворит, а императрица вновь милостива к подруге, в том числе и материально. Дашкова устраивает замужество дочери, увы, хоронит свекровь и снова отправляется в Европу.
Все для сына! Дашкова принципиально решила сделать из князя Павла идеального человека Просвещения. Он должен получить лучшее образование, овладеть науками и служить Отечеству. Лучше всего — как военный инженер. Поэтому, когда сын успешно оканчивает курс в Эдинбурге, она везет его по всем лучшим европейским фортециям.
Благодаря репутации княгини, государи Европы показывают ему самые мощные и самые тайные укрепления. Ведь Дашкова настолько уважаема, что сам Фридрих Великий с ней, единственной из всех женщин мира, разговаривает во время военных маневров!
Екатерина Романовна хочет, чтобы сын избежал отечественной лени и светского вертопрашества, чтобы он вернулся в Россию и служил не по протекции, а по заслугам. Больше всего она страшится опасности, исходящей от самой императрицы. Настигший Дашкову в Европе отставной фаворит Григорий Орлов винится перед ней в прошлых интригах и недвусмысленно предлагает выдвинуть юного красавца-князя на свое бывшее место. Ужас! Тем хуже, что она уже чувствует: сын склонен к праздности и кутежу. Скажем сразу, что опасения оправдаются, и Павел Дашков не сумеет стать тем, кого из него хочет сделать мать.
Во втором путешествии княгиня не забывает и о роли неофициального посла. Везде она представляет екатерининское правление как разумное и просвещенное. Кроме того, она постоянно пишет императрице об увиденном, например, об устройстве лечебниц, покровительстве искусствам, организации образования. Поэтому, наверное, когда в 1782 году Дашкова возвращается в Петербург, она почти сразу получает от Екатерины неожиданное и удивительное предложение: стать директором Академии Наук. Первой в мире женщиной на таком посту!
Поколебавшись и несколько раз отказавшись, княгиня придумывает, как сделать так, чтобы профессора не посчитали ее пустой креатурой императрицы. Она умоляет великого математика Эйлера, слепого и давно сидящего дома, представить ее членам Академии. Все прошло прекрасно, и Дашкова начинает разбирать кошмарные завалы, оставленные ей предшественником — праздным казнокрадом Домашневым. В Академии Наук не хватает даже шрифтов, чтобы печатать научные труды!
Княгиня теперь снова входит к государыне без доклада, рассказывая о положении дел и подавая проекты. Как-то она обмолвилась, что неплохо было бы учредить институцию, занимающуюся упорядочением русского языка, по примеру Французской или Прусской Академий. И тут же получает задание: составить план, организовать и возглавить! Так Дашкова получает еще одну Академию.
Это время для Екатерины Романовны — самое славное и великое. До смерти императрицы она — петербургская Афина.
Бендерский Комплекс Петра Панина
Екатерина Дашкова перед своим первым отъездом за границу для покрытия долгов продала Михалково своему дяде и опекуну — государственному канцлеру графу Никите Ивановичу Панину. Тот же преподнес имение в дар своему любимому брату — генерал-аншефу Петру Панину. Говорят, что от души сделанный подарок приносит удачу. Именно так и случилось с подмосковной усадьбой Михалково: не минуло и двух лет после того, как Никита Иванович Панин подарил ее Петру, находившемуся в глубочайшей опале, как жизнь последнего круто переменилась к лучшему.
Дипломат и ветроплюй
Родные братья часто похожи, у одного какая-нибудь черта проявляется посильнее, у другого послабее, но сами черты одни и те же. Бывает наоборот, и это как раз случай братьев Паниных. Старший (на 3 года) Никита был чрезвычайно умен. Прирожденный дипломат, государственный деятель и придворный, он рано распрощался с военной службой и был назначен императрицей Елизаветой Петровной воспитателем цесаревича Павла. В сложнейшей обстановке при дворе капризной и взбалмошной самодержицы он чувствовал себя как рыба в воде. Комфортно ему было и при сумасбродном и непредсказуемом Петре II, который произвел его в действительные тайные советники. А особенно привольно старшему Панину было при умной и последовательной «ранней» Екатерине II. Никита Иванович слыл интеллектуалом и западником, готовил конституционный прожект, слегка фрондировал, не лез в любимцы, но без особого труда считался незаменимым.
Портрет графа Н. И. Панина. Художник А. Рослин. 1770 год.
Петр Иванович же умом не блистал. Не то чтобы он был глуп сам по себе, но порывистый и решительный характер периодически ставил его обладателя в дурацкое положение. Никто не мог отрицать его личной храбрости и определенных военных дарований, но вот язык его, несомненно, был для него первейшим из врагов. За 17 лет он саблей проложил себе дорогу из рядовых в генералы, брал Перекоп, сражался со шведами. Во всех главных сражениях Семилетней войны он проявил себя блестяще, а при Кунерсдорфе покрыл себя, казалось, неувядаемой славой. Карьеру ему сломала турецкая крепость Бендеры.
Пресловутые Бендеры
Начиналось все очень хорошо: в русско-турецкую войну 1768-1774 годов он, уже генерал-аншеф, получил под свое начало 2-ю армию. Сочтя Бендеры ключевым пунктом позиции, Панин осадил крепость, а затем — штурмовал. И осада, и штурм были сопряжены с большими потерями, а в довершение ко всему Бендеры очень сильно пострадали от пожара. Как в 1770 году написала Екатерина II, «чем столько потерять и так мало получить, лучше бы вовсе не брать Бендер». В принципе, Панин действовал в согласии с тогдашним уровнем русского военного искусства: все много теряли, не он один. Но ему не повезло с «соседом».
Фантастические, невероятные победы Румянцева при Ларге и Кагуле, одержанные «умением, а не числом», создавали для бендерской эпопеи чрезвычайно невыгодный фон. Екатерина все же отметила Панина, причем достаточно высоко, 1-й степенью только что учрежденного ордена Святого Георгия, но в фельдмаршалы, в отличие от Румянцева, не произвела. Этого болезненно самолюбивый полководец перенести не мог — запросился в отставку.
Портрет графа Петра Ивановича Панина. Художник Г. Сердюков. 1767 год.
В Москве он дал волю эмоциям, развлекал слушателей своими соображениями о причинах румянцевского «случая» и вообще высказывался по женскому вопросу столь энергично, что императрица аттестовала его «первым вралем и себе персональным оскорбителем». Расправляться с трепачом она не собиралась, да и Никита Иванович очень просил за братца, но про карьеру можно было забыть. Тут-то заботливый старший брат и подарил Петру Ивановичу в утешение Михалково — для душеполезного отдыха от трудов.
Шанс на реабилитацию
К восстанию Пугачева в Петербурге поначалу отнеслись без особенной опаски: мало ли на казачьих окраинах смутьянов? Однако сначала с «амператором Петром Федоровичем» не справился генерал Кар, а затем после ряда успехов неожиданно скончался 45-летний генерал-аншеф Бибиков. Новый командующий, Щербатов, не ладил с подчиненным ему генералом Голицыным.
Тем временем Пугачев воспрянул духом, переправился через Каму и «вынырнул» под Казанью. Его отрядам удалось занять большую часть города, гарнизон засел в Кремле и приготовился к осаде. Подход к городу большого отряда подполковника Михельсона вынудил «амператора» отказаться от Казани, но тот объявил своим, что пойдет на Москву. Более того, он готовился своим манифестом «дать волю».
Никита Иванович знал, когда и как «подъехать» к Екатерине. В обстановке повышенной тревожности ему удалось убедить императрицу, что брат сможет справиться с тенью ее покойного мужа. Правда, в поход против Пугачева рвался восходящая звезда русской армии — генерал-поручик Суворов, но Панин и чинами постарше, и пока — не в пример знаменитее. Он и получает именной указ.
«Узнав желание нашего генерала графа Петра Ивановича Панина служить нам в пресечении бунта и восстановлении внутреннего порядка в губерниях Оренбургской, Казанской и Нижегородской, повелеваем Военной коллегии доставить к нему немедленно надлежащее сведение о всех тех войсках, которые ныне в тамошнем краю находятся, с повелением от себя, к тем войскам, состоять отныне под его главною командою». Так гласил указ Екатерины II Военной коллегии от 29 июля 1774 года.
В пугачевском войске известие восприняли парадоксально: «амператор» часто прилюдно печалился о незавидной судьбе сына своего Павла Петровича, и распустил слух, что брат его «дядьки» едет к нему «с хлебом-солью». 7 августа — последний крупный успех повстанцев — взят Саратов. Однако настойчивый Михельсон через несколько дней выбивает Пугачева из города, и тот уходит вниз по Волге к Царицыну. Взять его сходу не удалось, и восставшие уходят еще ниже. 25 августа в решающем сражении Пугачев разбит, а через две недели — пленен казачьими атаманами, надеявшимися на прощение. Подоспевший Суворов лично возглавит конвоирование «царя Петра» в Москву.
Спустя почти 60 лет Пушкин, увлеченно работавший над «Историей Пугачева», зафиксирует передачу следующего разговора между Паниным и только что доставленным к нему в Симбирск пленником: «Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окруженный своим штабом. «Кто ты таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачев», — отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон, я — вороненок, а ворон-то еще летает».
С вождем повстанцев разберутся без Панина, а ему предстояло еще год «замирять» мятежные области. Действуя жестоко, он одновременно обращал внимание на вызвавшие восстание чиновные и помещичьи злоупотребления и докладывал о них в Петербург, исправляя, что можно, на месте. В августе 1775 года благосклонным рескриптом императрица отправила его отдыхать, снабдив высшим российским орденом и 60 тысячами рублей. От предложенных ему синекур вроде звания почетного благотворителя столичного Воспитательного дома Панин отказался и удалился в любезное его сердцу Михалково ворчать на людскую неблагодарность. Там ему в этом не мешали.
Усадебное благоустройство
Впрочем, в усадьбе Михалково Петр Панин занимался не только ворчанием, но активным ее обустройством. Среди всех предыдущих владельцев имения он становится главным его благоустроителем. При нем развернулось здесь масштабное строительство единого усадебного ансамбля. Ради этой затеи он пригласил своего друга — архитектора Баженова. Именно его авторству приписывается возведенный в Михалкове в 80-е годы XVII века псевдоготический комплекс построек. По общему мнению, в основе идеи лежало воспроизведение «сказочных Бендер». Похоже, что и в архитектуре своей усадьбы строптивый генерал, так и не ставший фельдмаршалом, продолжал оспаривать значение своей победы. Вот уж поистине Бендерский комплекс!
План усадьбы Михалково.
Планировочное решение усадьбы было следующим: длинная ось подъездной аллеи проходила сквозь полукруглую ограду с тремя парами въездных ворот и двумя встроенными корпусами к полуциркульному главному двору (курдонеру) и барскому дому с двумя флигелями по бокам (до наших дней главный усадебный дом не сохранился, уцелели лишь флигели). За домом был разбит небольшой партер и пейзажный парк с каскадными прудами. По краям сада размещены две беседки-ротонды. Одна из них находилась на берегу Большого Головинского пруда и служила своеобразной пристанью.
Краснокирпичные башни и корпуса, встроенные в ограду усадьбы и украшенные белокаменными деталями — лопатками, стрелами, оконцами-бойницами, стрельчатыми нишами и зубцами, — стилистически сходны с другими псевдоготическими московскими постройками того времени: Царицынским и Петровским путевым дворцом, усадебными комплексами в Вишенках, Марьинке и Красной Горке. Приемы псевдоготического стиля, примененного в Михалкове Баженовым, позволили ввести в архитектуру ансамбля восточные черты и придать постройкам экзотический вид. И это было не просто модное эстетическое веяние, восхищающееся востоком, а попытка отразить в архитектурно-декоративных формах триумф военных побед в Турецкой кампании.
Башни главного входа в усадьбу Михалково.
Обновленная усадьба становится известной в светском обществе конца XVIII столетия. Здесь нередко появляются тогдашние знаменитости, Михалково упоминается в различных мемуарах и путевых заметках.
Однако периоду блеска скоро приходит конец. Уже сын Петра Панина усадьбу продает, следующий владелец — И. М. Алонкин — перепродает часть земель некоему купцу В. С. Турчанинову. А тот переводит на них свою ситцевую фабрику из села Мишнево. И у имения начинается совсем иная жизнь.
От ситца к сукну
Усадьба Михалково может значиться как место рождения ситца и первого предприятия с полным циклом по производству сукна в России. И все благодаря рачительным владельцам — которые не забывали о собственных рабочих, благотворительности и, конечно, усадьбе.
Ситцевая мануфактура
Ситцевая фабрика в сельце Михалково — наглядный пример распада старого дворянского уклада и вытеснение его промышленным производством.
Ситец (согласно словарному определению, «легкая хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения, гладкоокрашенная или набивная») отмечен в индийских письменных источниках с XII века, хотя существовал, конечно же, задолго до этого. До Европы добрался к XVII столетию и быстро получил распространение, хотя вначале встретил активное сопротивление производителей шерстяных и шелковых тканей.
В России первые ситцевые фабрики (причем учрежденные англичанами, сумевшими на первых порах добиться монополии) появились в период правления Елизаветы Петровны. К концу XVIII века число ситценабивных фабрик в стране (с центрами в Шлиссельбурге, Москве и Иванове) не превышало десятка. Но вскоре произошел их взрывной рост, а продукция использовалась не только для простых текстильных изделий, но и для дорогих дамских туалетов.
С момента выкупа усадьбы у Паниных смоленским помещиком И. М. Алонкиным, имение начало приходить в упадок и в итоге утратило былую прелесть. Часть земель была продана, упразднены плодовый сад и оранжереи. Постройки использовались под производство или разрушались, оказавшись невостребованными. Нетронутым остались лишь деревянный господский дом и регулярный парк близ него.
В 1803 году усадьбу у Алонкина полностью выкупает за 40 тысяч рублей купец Дмитрий Ефимович Грачев — представитель ивановской ситцевой династии, владевшей знаменитыми Ивановскими мануфактурами. В приобретенном Михалкове Грачев берется за развитие бывшей фабрики купца Турченинова, расширяет ее. Именно с этого момента ситцевое производство здесь начинает развиваться всерьез. Мануфактура растет, ткани успешно продаются в Москве и других российских городах. А помещичья усадьба Михалково при этом окончательно теряет прежнее предназначение, превращаясь в рабочий поселок. Старый деревянный дом ветшает и разваливается.
Торгово-промышленное предназначение стало для города Иванова естественным в силу природных и географических причин: почвы бедны для земледелия, а вот большие дороги и водные пути совсем рядом. Ткачество развивалось здесь еще до появления хлопка — на основе льна.
Предприимчивые крестьяне, получив доход на торговле, начинали вкладывать средства и в производство. Среди них уже в середине XVIII столетия упоминается льноткацкое производство Ивана Ивановича Грачева. Указ Екатерины о свободе заводить промышленные предприятия способствует дальнейшему росту. Следующий известный представитель фамилии Грачевых — Ефим Иванович — уже выкупает себя с семьей из крепостной зависимости, за астрономическую по тем временам сумму, превышающую четверть миллиона рублей, и записывается в первую гильдию купечества. Его сын Дмитрий и стал в дальнейшем владельцем Михалкова.
Несмотря на динамичное развитие михалковского филиала, основа «ситцевой империи» Грачевых по-прежнему оставалась в Иванове. Вероятно, поэтому потомки Дмитрия Грачева уже не уделяли михалковскому производству столь же пристального внимания и постепенно переложили руководство на аккуратного и старательного немца-управляющего, Вильгельма Йокиша. Тот же, суконщик по основной профессии, подталкивал владельцев к переводу производства на обработку более доходного сукна. А впоследствии полностью выкупил мануфактуру у прежних владельцев.
Суконное производство
Начало суконного производства в Михалкове имеет вполне точную дату: 1838 год. И это еще не масштабное производство, а всего лишь красильная мастерская, которую основал выходец из Пруссии Вильгельм Йокиш, до того — управляющий на расположенной здесь же ситцевой фабрике купцов Грачевых.
Василий Иванович (Вильгельм Август) Йокиш.
Василий Иванович Йокиш, он же — Вильгельм Август. Родился в прусском городе Мезериц в семье суконщиков. В 1839 году принял российское подданство, а в сентябре того же года обвенчался в церкви Воскресения Словущего на Успенском Вражке с «мещанкой немецкого происхождения Анной Ивановной Гартмут, православного вероисповедания». И уже 1840 году был зачислен в ряды московских купцов третьей гильдии.
Тремя годами позже Василий Йокиш уже представлял образцы производимой им продукции на московской выставке российских мануфактурных изделий — «четыре куска сукна, ценою от 2 до 3 рублей серебром». И выступил на ней успешно: получил серебряную медаль. Его фабрика по отделке и окраске сукон со временем стала одним из крупных шерстоотделочных предприятий Московского уезда.
После отмены крепостного права в 1861 году предприимчивый немец выкупил у семейства Грачевых четверть села Михалково, в нее вошли вся территория фабрики, флигель с кладовыми, озеро и часть пруда с помостом для мытья шерсти, жилые корпуса для работников и служебные постройки. Со временем Йокиш выкупил у них все Михалково, Грачевы оставили за собой лишь главный усадебный дом, разрушенный в 1880-е годы.
Фабрику Йокиша в Михалково уже можно считать предприятием полного цикла: прядильным, ткацким и сукноотделочным. В канцелярии Московского гражданского губернатора было зафиксировано: «всем по фабрике без постороннего посредства заведует сам владелец». И снова награды и выставочные медали — не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в Париже, Вене. В 1865 году предприятием заслужено право использовать на своих вывесках и в рекламе изображение государственного герба. В тот период на фабрике числилось около 600 рабочих и было установлено 84 ткацких станка.
На выкуплено территории Йокиш создал полноценный социальный комплекс для фабричных работников, включавший жилые корпуса, расположившиеся вокруг Малого Головинского пруда, больницу, аптеку, родильный приют, магазин, баню и прачечную, детскую школу, библиотеку, даже свой театр. Примечательно, что еще до отмены крепостного права он использовал исключительно вольнонаемный труд — на фабрику Йокиша стремились перейти рабочие-ткачи с других предприятий.
Фабрика Товарищества суконной мануфактуры Йокиш в Михалкове. Фотография 1903-1916 годов.
В середине 60-х годов XIX века Василий Йокиш стал уже потомственным почетным гражданином и купцом первой гильдии. Он приобщил к делу старших сыновей — Василия и Александра, — основав с ними Торговый дом «Василий Йокиш с сыновьями». На его фабрике отныне производились не только «общегражданские» драп, кашемир, трико и твид, бильярдное сукно и прочие тонкие ткани, но и продукция «по госзаказу»: различные виды солдатского и офицерского сукна для армии.
Йокиш много тратил и на благотворительность: помогал Евангелическо-лютеранской церкви Петра и Павла в Москве, церкви Всех Святых в селе Всехсвятском, Московскому Казанскому Головинскому монастырю. Помогал и учебным заведениям, и голодающим, и обществу попечения о детях.
Владелец фабрики особенно бережно относился к приобретенной им усадьбе Михалково. Производство никогда не располагалось в исторических усадебных строениях, для него были в удалении выстроены специальные корпуса. Для себя и своей семьи Йокиш тоже выстроил отдельный дом с внешней стороны усадебного парка. Он был выполнен в стиле эклектики, однако соответствовал общему ансамблю усадьбы. Полуразрушенные же фрагменты усадьбы Йокиш реставрировал за собственный счет. Умер предприниматель в почтенном возрасте — 77 лет, — и процветающее предприятие досталось по наследству его восьмерым детям.
Фабрика имени Петра Алексеева
В 1919 году Товарищество суконной мануфактуры «Йокиш» было национализировано и превратилось в Московскую тонкосуконную фабрику имени Петра Алексеева.
Правда, сам рабочий-революционер, хоть и успел поработать в юные годы на текстильных предприятиях, конкретно к фабрике в Михалкове никакого отношения не имел.
Петр Алексеев (1849-1891) родился в крестьянской семье в Смоленской губернии. Подростком начал работать на ткацких фабриках в Москве, затем в Петербурге. В начале 70-х годов XX века сблизился с народниками — сначала с так называемыми «чайковцами», занимавшимися пропагандой среди рабочих, затем с московской группой «Всероссийская социально-революционная организация» (члены группы устраивались на фабрики, создавали небольшие кружки из рабочих и готовили их к хождению в деревню).
В 1875 году Алексеев был арестован и судим по «Процессу 50-ти» 1877 года (официально - «Дело о разных лицах, обвиняемых в государственном преступлении по составлению противозаконного сообщества и распространению преступных сочинений»).
На суде произнес ставшую впоследствии известной речь, цитаты из которой включались в школьные учебники советского времени («Поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах»).
Большинство обвиняемых на процессе были приговорены к ссылке или получили относительно короткие сроки ареста. Алексеев оказался среди тех, кто получил реальные срок: его приговорили к десяти годам каторги. Он отбывал срок в различных тюрьмах, с 1884 года отправлен на поселение в Якутию. Им была предпринята попытка побега, но в результате он был убит местными жителями с целью ограбления.
Образ «рабочего революционера» активно использовался советской пропагандой. Об Алексееве был написан ряд книг, в том числе в сериях «Жизнь замечательных людей» и «Пламенные революционеры». В ряде городов, включая Москву, появились улицы Петра Алексеева.
Суконная фабрика, получившая его имя, продолжала функционировать на базе, заложенной семейством Йокишей, сохраняя три основных вида производства — прядильное, ткацкое и отделочное. В постсоветское время преобразовалась в закрытое акционерное общество, предпринимала попытки модернизации. Однако в 2011 году предприятие было признано банкротом.
Пруды-хранители
Отдельного рассказа заслуживают Головинские пруды. Это система из трех прудов, сформированных в бывшем русле Головинского ручья. Цепочка прудов вытянута с севера на юг, все они находятся на примерно одной высоте и соединены каналами, что позволяет рассматривать их как плесы одного пруда. Весь комплекс с 1939 года и по настоящее время является участком Лихоборской обводнительной системы, питающей реку Яузу и ее притоки волжской водой. На территории усадьбы Михалково есть еще два небольших пруда — Верхний и Нижний Михалковские, но с Головинскими прудами они связи не имеют.
Пруд в усадьбе Михалково на плане 1761 года.
Несмотря на давнюю историю местности, Головинские пруды в нынешнем виде существуют относительно недавно. На старейшем сохранившемся плане 1761 года изображен один пруд площадью 3 гектара, который получает питание по Головинскому ручью от небольшого родникового озера. В том же XVIII веке на берегу этого пруда появляется регулярный парк и усадебный ансамбль Михалково, построенный по проекту архитектора В. И. Баженова. По заказу П. И. Панина, хозяина усадьбы, главный пруд был расширен по площади и углублен, а на территории регулярного парка в английском стиле были созданы два прямоугольных пруда — нынешние Верхний и Нижний Михалковские. В ходе благоустройства, Большой Головинский пруд получил лодочную пристань, видовые площадки и великолепную беседку, лестница которой спускается до самой воды.
Пруды — это искусственные водные объекты, а значит, они появляются, меняют форму и размеры по необходимости. Следующим за появлением усадьбы этапом можно считать промышленное освоение этой территории. В начале XIX века, когда усадьба переходит в руки купца-мануфактурщика Дмитрия Грачева, сильно меняется ее внешний облик, изменяется также и назначение Головинского пруда.
В начале XIX века в усадьбе была организована ткацкая фабрика, существующие постройки использовались в соответствии с нуждами производства, появился рабочий поселок. Помимо прочего, производство и окрашивание тканей нуждается в большом количестве воды, так что и ближайшая к фабрике запруда на Головинском ручье тоже была включена в технологическую цепочку.
Головинские пруды действительно хранят немало историй. Не прошла мимо них и Вторая мировая война — здесь проходила линия обороны Москвы. Важными элементами этой линии были огневые точки — долговременные (ДОТ) и железобетонные (ЖБОТ). Постройка ДОТов занимает много времени, это дело трудоемкое и требует от строителей высокой квалификации. А вот железобетонные колпаки устанавливались сверху на уже готовое пулеметное гнездо и защищали от пуль и осколков. Эти железобетонные «панцири» спасли немало жизней! В 2011 году один из сохранившихся в парке железобетонных колпаков превратили в памятник военным годам, его можно найти неподалеку от беседки-ротонды на берегу Большого Головинского пруда. Еще один памятник советского периода находится на аллее ближе к месту бывшего главного дома усадьбы — это гипсовая скульптура Зои Космодемьянской, Героя Советского Союза. Это уменьшенная копия оригинального памятника, установленного в месте ее гибели в деревне Петрищево.
Только в XX веке на Большом Головинском пруду появляется дамба с водосбросом, фактически отделяя от него Малый Головинский пруд.
Единственные сохранившиеся парковые постройки Михалкова — беседки-ротонды. Западная беседка расположена на берегу Большого Головинского пруда и первоначально служила пристанью. Восточная беседка находится в глубине регулярного парка, неподалеку от Верхнего Михалковского пруда. В облике этих сооружений преобладают барочные черты, как и все постройки усадьбы, они были отделаны белым камнем. Во время недавней реконструкции парка беседки были восстановлены, но свою функцию утратили. Также привлекает внимание своей живописностью мост на дамбе, разделяющей Большой и Малый Головинские пруды. Он тоже реконструкции — в 2011 году.
Схема Головинских прудов и окружающих водоемов.
Усадьба Михалково — не только памятник архитектуры, но и садово-паркового искусства. Огромную значимость имеет природная часть этой территории. Со времен В. И. Йокиша в регулярном парке сохранились липовые аллеи — возраст некоторых деревьев составляет от 100 до 140 лет, и это далеко не рекорд среди «обитателей» усадьбы. Если прогуляться на западный берег Большого пруда, то недалеко от дамбы можно найти остатки действительно старых насаждений — примерно десяток дубов с мощными стволами и ветвями. Их возраст около 300 лет, и они хранят память о бывших владельцах усадьбы. В 90-е годы под огромным дубом ближе к мосту была установлена мемориальная плита. Вот такой памятник природы, который сам до сих пор чувствует и помнит.
Вода всегда притягивает отдыхающих самого разного рода, но главное — рыбаков. Головинские пруды, по мнению Союза рыболовов России — одни из наиболее рыбных в Москве. Самый распространенный обитатель прудов — карась. Кроме него на крючок могут попасться окунь, щука лещ или плотва. Ненароком можно поймать и рыбу из Красной книги Москвы — в Головинских прудах это язь, линь или ерш. Такой улов лучше отпустить, чтобы не получить штраф. Теоретически ловить рыбу для употребления в пищу можно в любом московском пруду, но практика показывает, что чаще всего рыбаки отдают ее кошкам или вовсе выпускают, ведь главный интерес — спортивный.
В общем, рыба в прудах водится, хотя для поддержания популяции приходится запускать мальков. По берегам гнездится множество птиц. Конечно, среди водоплавающих выделяется кряква, но можно встретить и другие виды — на московских прудах водятся и огари. Что до экзотических видов, так это черепахи. Красноухие черепахи частенько встречаются в прудах, нередко в них зимуют и даже попадаются на удочки рыбакам. Правда, это не вопрос хорошего состояния водоемов столицы, а скорее вопрос безответственности хозяев этих прекрасных животных.
Когда-то он спас Михалково
Архитектурные памятники помнят не только героев, их возводивших, но и тех, что занимались их спасением. Таким героем является Аркадий Шакс — человек, отстоявший уникальный усадебный комплекс Михалково в лихолетье 1990-х годов...
С 1994 года парадный двор и один из четырех флигелей усадьбы Михалково арендовало ЗАО «Михалково». Его генеральным директором тогда был Аркадий Иосифович Шакс. Состояние хозяйства в то время было удручающим. Краснокирпичные постройки пребывали в крайнем запустении.
По договору с Главным управлением охраны памятников компания арендовала шесть готических башен усадьбы и уцелевшие служебные корпуса на условиях их обязательного восстановления. Выполнять эти условия арендатор должен был на собственные средства. Чем он и занялся. Были воссозданы утраченные элементы усадебного ансамбля, четыре флигеля, башни на входах, ограда, часть стены, хозяйственные постройки.
В планах Аркадия Шакса также было провести археологические работы на месте главного усадебного дома и воссоздать его первоначальный облик. Шакс всей душой болел за состояние каскадных прудов, которые мелели с каждым днем. Еще нужно было привести в порядок регулярный парк, отреставрировать баженовские беседки...
В 2001 году правительство Москвы утвердило, градостроительную концепцию по реставрации и современному использованию усадьбы Михалково с прилегающими территориями, выполненную архитектором Александром Беккером. В Михалкове предполагалось создать просветительско-спортивный центр. В 2008 году Аркадия Иосифовича Шакса, который спас от неминуемой гибели уникальный псевдоготический памятник, не стало, а многие его прожекты, увы, пока так и остаются на бумаге...
Вандалоустройство
Сложившаяся с бывшим ткацким производством Йокиша предбанкротная ситуация в 2010-х годах поставила под вопрос дальнейшее существование как исторического усадебного комплекса, так и комплекса самой фабрики, представляющего собой пример индустриальной архитектуры второй половины XIX века. В 2013-2015 годах часть фабричных строений была снесена с целью «возрождения» исторических зданий и в виде нового апарт-комплекса. Строительство в результате было признано незаконным, но ряду строений успели нанести значительный урон. «Архнадзор» в 2019 году добился включения двух зданий бывшей мануфактуры в список объектов культурного наследия и тем спас их от дальнейших посягательств горе-реконструкторов. Однако и сегодня над усадьбой нависает угроза: в непосредственной близости от нее намечается высотное строительство, грозящее испортить панорамные виды и во много раз увеличить антропогенную нагрузку на исторический ландшафт.
Аналогичная прискорбная ситуация сложилась и вокруг усадебного парка. Несмотря на уникальную историю, флору и фауну, он с 70-х годов XX века пребывал в запустении и не ремонтировался. И вот в 2017 году — долгожданное благоустройство прудов и окружающих парковых зон. В результате реконструкции появились велодорожки и зоны для пикников, восстановлены горбатые мостики и исторические ротонды-беседки. Вниманием не обошли и сами пруды: их очистили от мусора и иловых отложений, укрепили берега, в некоторых местах появились пристани и скамейки для спокойного отдыха у воды.
Все бы хорошо, однако работы стартовали без согласования с Департаментом природопользования и велись по-настоящему варварскими методами. Благоустройство превратилось в экологическую катастрофу для деревьев и кустарников, птиц, гнездящихся по берегам Головинских и Михалковских прудов, травянистого и почвенного покрова парка и всего его исторического ландшафта. Деревья подверглись массовой вырубке, в том числе те, что имели охранный статус. Вырубили более 230 деревьев! Каскадные пруды были осушены, погибающих рыб местные жители самостоятельно переносили в соседний водоем. Экосистема прудов практически полностью была уничтожена, дно очищено с использованием тяжелой гусеничной техники, повредившей берега, корневые системы растущих по ним деревьев и гнездовья птиц. Уничтожена кормовая база обитающих на прудах уток и огарей. Не менее значительный урон был нанесен почвенному покрову парка, по которому крупнотоннажная техника перевозила демонтированный в парке асфальт и стройматериалы. Была раздавлена даже одна из мраморных мемориальных табличек. Проложенные велодорожки в парке тоже проложили с нарушениями… Благоустройство стало кошмаром, а не спасением. Неизвестно теперь, что было бы лучше: дальнейшее запустение парка или такое бессмысленно разрушительное его «облагораживание».
В 2018 году московские власти объявили о новых планах реставрации главного здания усадьбы Михалково и фабричных строений суконной мануфактуры Йокиша. Также их хотят частично адаптировать под социальные нужды. Очень хочется верить, что результаты этой реставрации будут не столь ужасающи, как итоги предыдущих вандалоустройств…